Златоперый светский хроникер Марчелло (Мастроянни) влачит существование приятное, но какое-то безыдейное и потому тягостное: вроде бы в великосветских оргиях он не последний человек; и в фонтан из-за женщины может нырнуть, совсем как наш Афоня; и пение совсем еще крошечного Челентано слушает; и Анук Эме его под музыку Нино Роты на кабриолете катает. А жизнь все равно поганая, и выход из нее один — торчать похмельным утром на берегу и вдыхать гнилье отлива.
Роберто Росселлини назвал «Сладкую жизнь» фильмом провинциала. Именно эта наблюдательная провинциальность и наделила длинное, практически бессюжетное семичастное повествование «Сладкой жизни» той живучестью и красотой, ради которой в Париже на фильм выстраивались сорокаминутные очереди. Сатира в духе Ювенала отдавала еще и поразительной нежностью. Сорок лет спустя, право же, можно просто глядеть, как плещутся в голубой фонтанной воде писака и кинозвезда, и не думать о тщете всего сущего. Пускай в феллиниевском Риме, над которым летит подвешенный к вертолету деревянный Христос, у людей лишь две острые проблемы: у одних денег слишком много, у других — слишком мало. Главное, что эти ножницы способны вырезать из человеческого бытия удивительно сладкие узоры.

 

Как всегда в рецензиях "Афиши" - глубокомысленно, вокруг да около, о фильме практически ничего, зато красиво и стильно.
Между тем, "Сладкая жизнь" Феллини заслуживает самого пристального внимания с самых разных точек зрения - как один из главных фильмов великого режиссера, как переосмысление неореализма, как критика метафоры, наконец.